Page 74 - 22_Neat

*** К И.Д. Корнющенко с большим уважением относились все родственники его жены. Это заметно по тем письмам, ко- торые мы цитировали выше. И уже когда его давно не было в живых, я слышал и от дяди Жени, и от тети Вали только одно: «Илья Дмитриевич». То же самое доводилось слы- шать от друзей и знакомых матери в Кутулукстрое. Бабушка В.Д. Доброва, не отличавшаяся почтительностью к кому бы то ни было, тоже вспоминала о нем исключительно тепло и только по имени-отчеству. Его было за что уважать. Мать, например, рассказывала, как он пригрозил своему десятнику Егору Мальцеву: «Еще раз при моей жене выругаешься – не- медленно уволю!». На слуховом фоне не прекращающегося рабоче-крестьянского мата, который в условиях огромной стройки становится бытовой речью, в том числе и речью на- чальства, такое требование было большим нонсенсом. Сам отец никогда не пользовался этим сквернословием. Он не курил и почти не пил спиртного. Мать говорила, что если и случалось ему выпить «по службе», то потом он тяжело бо- лел. Единственное мое младенческое воспоминание об отце, видимо, и относится к такому редкому случаю. Я помню по- лутемную, при свете керосиновой лампы, комнату. На полу лежит кто-то большой и страшный в медвежьей шубе. Мать держит меня на руках и как-то смущено, но со смешливым негодованием говорит мне, показывая пальцем на лежащего: «Бирюк! Страшный бирюк лежит! Не смотри на него боль- ше!». По Далю: «бирюк» – зверь, медведь. Было мне, види- мо, немногим больше одного года. В этой отцовской шубе из медвежьей шкуры, которую отец привез из Сибири, мама еще долго ходила после смерти отца, приспособив ее в качестве дохи. Подростком мне доводилось работать регулировщиком на ирригационных сооружениях, очищать от травы русла ка- налов вместе с немолодыми мужчинами и женщинами, хоро- шо помнившими отца. Как обычно бывает, бабы сравнивали 74