Page 128 - 22_Neat

На облигациях мама писала карандашом имена: Надя, Дима, мама (бабушку сразу же при получении пенсии, путем вычета стоимости облигации из пенсионного пособия, «под- писывали» на заем). Чья облигация выигрывала, на того и тра- тились эти деньги. За десять с лишним лет мы выиграли два раза по 200 рублей. Один раз я, другой раз мама. Мне купили пальто, а на ее выигрыш – козу, которая летом исправно снаб- жала нас молоком – по два литра в день, что считалось хоро- шим удоем. Я тоже умел доить козу, чем и занимался в отсутс- твие мамы. В середине 50-х годов кампанию по проведению заема проводили в рамках относительной добровольности. Теперь та же служивая часть деревенского общества должна была ходить по дворам колхозников и уговаривать их подписаться на заём. Помню, летом 1957 г. мама долго не возвращалась с работы, и я устал ее ждать. Наконец, она вернулась с взвол- нованно-победоносным видом и стала рассказывать мне, как они проводили заем. «Они» – это учителя, председатель сель- по, секретарь сельского совета. Большинство жителей Арза- масцевки со вздохами, но подписывались и получали на руки облигацию. Однако в одной избе, где жила одинокая женщина с тремя детьми, произошел форменный конфуз. Едва их груп- па пересекла порог и завела разговор о займе, как Марья (так звали эту деревенскую бабу) рванула на себе платье, или ру- баху, распахнула полы и предстала перед ними голой. «Вот, берите, все, что у меня есть! И детей моих захватите, мне все равно нечем их кормить!». Мужчины от такой картины попя- тились, смутились, но мать, как она мне гордо сообщила, на Марью цикнула, пристыдила и стала убеждать ее, что, мол, все мы должны, обязаны, и говорила прочую вымученную чушь. Та разрыдалась, заголосила, но приступ истерики прошел, и на самую маленькую сумму она все-таки купила облигацию: страх быть наказанным за неповиновение по-прежнему дов- лел над людьми, особенно в деревне, которая еще не забыла 128