Page 220 -

суровостью твердо несет свою судьбу, а не клевещет на свой поступок (скажем, на то, что убивал малолетних детей, наслаждаясь зрелищем их предсмертного ужаса -- Ю.Д.) после того как он свершился, имеет больше душевного здоровья... Преступники, вместе с которыми Достоевский жил в остроге, все без исключения были несломленными натурами, -- не являются ли они в сотню раз более ценными, чем "сокрушенный" (то есть сокрушающийся о своих проступках и преступлениях -- Ю.Д.) христианин?" Ю. Давыдов легко доказывает, что нельзя преступников из сибирского острога апологизировать как "несокрушимых", уличает Ницше в предвзятости и некорректности в отношении текста Достоевского, в интеллигентской наивности. А.П. Скрипник дополняет эти филиппики ссылкой на данные об основном ядре преступного мира Москвы начала века: это лица страдающие психопатией, ночными страхами, лунатизмом, недержанием мочи. "В них, конечно, трудно разглядеть "белокурую бестию". Следует блистательное резюме: "Надо обладать очень богатым воображением, чтобы в заурядном карманнике, рядовом члене бандитской шайки или в 222